Виртуальный деструктор

Научная карьера моего отца развивалась довольно стремительно после того, как он закончил институт. Правда, он не попал на работу в тот НИИ, куда получил распредление. Как это вышло - это отдельная занимательная история, изложение которой вполне тянуло бы в терминах советских юристов на "распространение заведомо ложных, порочащих советский строй измышлений". Но сейчас рассказ об этом не входит в мои планы, эту историю я расскажу как-нибудь в другой раз.

Так или иначе, но вскоре после получения диплома отец был принят на работу в другой НИИ. Там он быстро стал любимым учеником своего наставника, академика и директора института. Так что уже в 26 лет он защитил кандидатскую, а в 29 был назначен завлабом. Лаборатория, которую он возглавил, только создавалась. Директор пригласил папу на беседу, сказал что видит руководителем этой новой лаборатории исключительно его, но, "к сожалению есть ньюанс" (так, по словам папы, выразился сам академик): придется вступить в партию. Сам академик был беспартийным. Но он стал академиком и директором института еще в другие времена, а в середине 60-х коммунизм уже был слишком близок, и "пробить" назначение в завлабы моего отца директору было никак невозможно, если кандидат на должность - беспартийный. Академик чуть ли не извинялся, что навешивает на папу эту обязанность, но пояснил, что проблем не будет: он уже говорил с парторгом, тот уже говорил в райкоме, так что папу быстро примут "в порядке иcключения" - надо только написать заявление. Конечно, если бы не "исключение", то папу, только недавно выбывшего из комсомольцев по возрасту, никогда не бывшего каким-то активистом, к тому же еврея, сына беспартийного профессора и внука одесского купца второй гильдии, ни за что бы не приняли в партию. Но учитель не обманул - все прошло как по маслу.

Прошло лет пять, и у одной из сотрудниц папиной лаборатории случилась беда: ее муж загремел в лагерь за украинский национализм. В чем именно состоял этот страшный национализм - мне доподлинно неизвестно, но сомневаюсь, что он мог выходить за рамки кухонных разговоров. Как бы то ни было, к жене новоиспеченного уголовника советские следственые и судебные органы никаких претензий не имели. Но она, только выйдя из декретного отпуска, осталась одна, с полуторогодовалой дочкой. Судебные органы не имели к ней претензий, однако вскоре после провозглашения приговора самого справедливого советского суда к директору-академику явились товарищи в штатском с разговором о том, что жену антисоветчика следует уволить. И были посланы по известному адресу. По словам папы, академик именно так и описал ему свой разговор с "товарищами" - "я сказал им, чтоб шли на х*й", и это был единственный случай за почти 25 лет совместной работы, когда папа услышал мат из уст своего учителя.

Товарищи успокоились ненадолго, а скоре стали осаждать уже моего папу.
Сначала его вызывали в райком. Потом - в КГБ. Потом - в горком. Сначала демагогически уверяли, что его долг коммуниста - следить за нравственной чистотой советской науки и удалять из коллектива лиц с такими сомнительными связями. Потом уже и просто угрожали неприятностями. Папа не спорил с товарищами, но удивленно спрашивал: а за что же я ее уволю? Она же хорошо работает, лучше многих. Качественно выполняет все задания, регулярно публикует статьи. У меня есть подчиненные, которых я бы уволил, говорил папа. Такие, которые только за зарплатой два раза в месяц приходят. Но их мне уволить не дают. И если я на этом фоне уволю одну из лучших сотрудниц - как на меня будут смотреть в коллективе? (Два раза в месяц приходила исключительно за заплатой одна сотрудница, заслуга которой состояла в том, что она была дочерью известного патризанского командира.)
Так прошел еще год. А потом в папину лабораторию пришла Проверка.

Лаборатория помимо основной своей деятельности выполняла "хозрасчетные" работы. А это - деньги. А где деньги - там какие-нибудь нарушения да найдутся, считали, видимо, проверяющие. И искали упорно. К хозрасчетным работам привлекались совместители - их обзвонили и обошли всех, видимо надеясь, что кто-то из них - "мертвая душа", только расписывавшаяся за зарплату по совместительству, но реально ничего не делающая и не знающая, что за работу они якобы выполнили. Но ничего такого в папиной лаборатории не происходило. Под лупой Проверка изучила все накладные на закупавшиеся приборы, пересчитала их фактическое наличие вплоть до последней отвертки. Все было на месте. Но кто ищет - тот всегда найдет. И они нашли. Нашли нарушение финансовой дисциплины, выразившееся в перерасходе командировочных средств в сумме 12 рублей 50 копеек.
А дело было так: один из сотрудников лаборатории был командирован на научную конференцию в Тбилисси. Гостиница была забронирована для него через тамошний НИИ, выступавший организатором конференции. Но по приезде оказалось, что киевлянина не могут поселить в номере забронированной категории. Почему-то несмотря на все брони - мест нет. А могут поселить только в люкс. Ну что делать - сотрудник поселился в люксе. Квитанцию за проживание приложил к отчету за командировку, который мой папа подписал. Но простому сотруднику не полагается люкс! - возопили проверяющие. Это нарушение! Но, пардон, говорил папа: я не бухгалтер, я ученый. Подписывая отчет о командировке, я подтверждаю, что командировочное задание выполнено. И оно выполнено - мой сотрудник съездил на конференцию, прочитал доклад и прослушал доклады коллег, привез материалы конференции и выступил на заседании лаборатории с отчетом. А кому какая категория номера полагается - за этим должна следить бухгалтерия, принимая решение о компенсации командировочных расходов. Понятно, что Проверка этими объяснениями не удовлетворилась. Кончено, при такой смехотворной сумме "растраты" не могло быть и речи о каких-то административных или тем более уголовных последствиях папиного "проступка". Но ему объяснили, что для строгого партийного выговора сумма растраты значения не имеет: и копейки будет достаточно, если так считают вышестоящие партийные товарищи. И что человек со строгим партийным выговором не может руководить лабораторией - горком не допустит этого. Так что лучше чтобы папа сам написал заявление "по собственному желанию", дабы не пятнать свой партбилет.
Директор, когда папа пришел к нему с вопросом, что ему делать, сказал, что "мы можем посражаться, но оно того не стоит". И сказал, что возьмет папу "старшим научным сотрудником" в свою собственную лабораторию. Собственная лаборатория полагалась директору как академику. Но поскольку он был академиком союзной Академии, а возглавляемый им НИИ подчинялся республиканскому министерству и вообще не был академическим, то эта "собственная" лаборатория числилась в составе... московского профильного академического НИИ. То есть физически она располагалась в Киеве в здании киевского НИИ, руководил ею директор этого НИИ, но одновременно она подчинялась дирекции московского института, зарплату сотрудники получали почтовыми переводами из Москвы и их трудовые книжки лежали в Москве.
В Советском Союзе была хитрая система "категорий" у научных институтов, от этой категории зависела сетка зарплат и прочие плюшки. Московский НИИ был более высокой категории, так что уйдя из завлабов и став старшим научным cотрудником московского института, папа даже не потерял в зарплате.

Первое, что сделал новый завлаб, пришедший на папино место - это уволил жену "украинского националиста".